«Музыкальными средствами за мир»
Дениза Попова, соучредитель берлинского вокального ансамбля «Полынушка», о русской и украинской музыке и совместном пении во время войны.
Госпожа доктор Попова, Polýnushka основанный Вами вокальный ансамбль, исполняющий русский и украинский фольклор, существует уже почти 20 лет. Ваша группа включает в себя исполнителей русского, украинского и восточноевропейского происхождения. Что их объединяет после того, как Россия начала войну против Украины?
Собственно то же самое, что объединяет нас с 2004 года: стремление сохранить с помощью музыки сельский фольклор как особый образ жизни. Традиционная музыка, которую мы исполняем, не воспринимается нами как русская или украинская. Нас интересует не национальное измерение, а региональная укорененность. Она заметна прежде всего в деталях – в диалекте и стилистике пения. В сущности мы пытаемся сделать так, чтобы фольклорная музыка зазвучала в мегаполисе, в данном случае в Берлине – не только потому, что она красивая и пленяет сердца, но и потому, что воплощает собой совершенно иной способ самовыражения и общения друг с другом.
У Вас самой болгарские корни. Вы не замечаете, что испытывают украинские члены ансамбля, когда поют песни на языке агрессора?
Трудный вопрос. С одной стороны, ты любишь музыку и хочешь продолжать петь, а с другой стороны, возникает странное чувство, когда ты поешь на языке, который в настоящее время явно ассоциируется с агрессором и злом, то есть с тем, за что хочется наказать. Поэтому перед нами встает вопрос: Как выйти из этой ситуации? Петь танцевальные песни или, например, по-новому интерпретировать старую рекрутскую песню? Мы решили так: продолжаем петь русские песни, но включаем их в новые контексты, как это было сделано в нашем проекте под названием «Слезы».
А что это за проект?
Для проекта «Слезы / Tränen» мы объединились с барочным ансамблем Lamento, исполняющим инструментальную музыку времен Тридцатилетней войны. Проект дает нам возможность переосмыслить страшную действительность войны, отдаться печали, но и задаться вопросом, как жить дальше. Мы взяли на себя смелость обратиться в этом проекте к очень сложным материалам времен Первой мировой войны, которые хранятся здесь, в Берлинском архиве фонограмм в виде старых восковых цилиндров. Они записывались в лагерях для военнопленных между 1916 и 1918 годами. Мы насчитали около 100 песен, исполнявшихся украинскими военнопленными. В основном это украинские песни, но есть и русские. Чувствуешь какую-то особую близость и спрашиваешь себя: Как передать это чувство близости в нынешних политических реалиях? Продолжая петь песни, мы пытаемся установить связь со старым опытом войны и пережитыми последствиями. Мы хотим помнить и думать о том, как всё может обернуться сейчас. Нам было очень приятно, что в нашу проектную группу вернулся один участник ансамбля украинского происхождения. Он покинул ансамбль после начала войны, потому что, будучи родом из окрестностей Киева, особенно сильно был затронут всеми событиями. Поначалу ему казалось, что он уже не сможет петь русские песни.
Случаются ли у вас политические дискуссии на еженедельных репетициях?
Во время репетиций мы стараемся не говорить о политике, но, конечно, все в курсе последних новостей. Что мы хотим донести до людей: Мы хотим, чтобы эта война закончилась как можно скорее, мы боремся за мир музыкальными средствами.
Можно сказать, что Полынушка с февраля 2022 года прошла несколько психологических стадий, менялось ли к группе отношение слушателей?
Ансамбль стал более консолидированным. Мы стараемся поддерживать друг друга, а эмоциональная поддержка как раз возникает во время совместного пения. Внешняя реакция иногда сбивает с толку. Мы небольшой ансамбль, о котором люди часто узнают через сарафанное радио, а музыка, которую мы исполняем, звучит порой очень сильно и резко, что не так уж просто воспринимается западными европейцами. Можно сказать, она даже напрягает, но зато прямо заходит в душу благодаря особой аутентичности. С начала войны у нас было много выступлений, и мы получили много приглашений. Поэтому для нас было важно самим понять, где мы хотим выступать и какой мессидж несем. Мы как раз не хотим восставать против всего русского, дискриминировать его или накладывать табу. Наоборот, мы должны продолжать находить способы взаимодействия друг с другом. Возможно, пение — не такой уж плохой способ делать это.
Реакция весной 2022 года была более сильной, чем в последнее Ваше выступление, более чем через год после начала войны?
Поначалу спрос был очень большой. У нас было выступление в столярной мастерской Немецкой оперы, мы пели для Deutsche Welle перед Бранденбургскими воротами. Тогда даже имели место нападки — некоторые люди были возмущены тем, что «Немецкая волна» вывесила оба флага, российский и украинский.
Национальные костюмы — неотъемлемая часть Ваших выступлений. Сейчас по-прежнему так?
Наши костюмы всегда были комбинированными, частично русские мотивы, частично украинские, мы не стремимся к строй стилистической выдержанности. Но во время наших последних выступлениях, особенно с проектом «Tränen», мы решили не надевать традиционные костюмы. Мы просто выступали в черном с добавлением нескольких народных аксессуаров красного цвета. Мы сочли это подходящим для тем «смерти» и «войны».
А почему больше не надеваете народные костюмы?
Потому что в наших традиционных костюмах мы для зрителя непонятны. Никто не может точно определить, что это за костюмы. Мы просто будем выглядеть как русский фольклорный ансамбль — а этого мы как раз не хотим. Мы хотим сосредоточиться на содержании.
Полынушка — так называется горькая полынная трава, давшая название русской рекрутской песне из вашего репертуара.
Да, мы назвали себя в честь песни «Полынушка», в которой есть такие строки: «Полынь-трава, горькая ты трава — самая горькая во всем поле. / Только служба у царя горче тебя...» Как ни странно, это очень хорошо вписывается в нашу ситуацию. В песне также поется о плачущих «невольниках», которым приходится идти на войну.
Вы и другие участники ансамбля проводили много полевых исследований, ища разные исполнения народной музыки. За последние полтора года такая возможность сохранялась?
Нет, в последние годы мы в основном работаем с архивными материалами или со своими старыми коллекциями. Мы практически потеряли связь с жителями деревень. А раньше у нас были партнерские отношения, мы ездили друг к другу в гости. Сейчас это уже практически невозможно. В будущем, возможно, речь пойдет о том, чтобы вернуть людям то, что мы собрали и смогли сохранить благодаря нашей музыке и нашей деятельности. А она касается не только старинных украинских и русских песен и танцев, но и сохранения самого пения как особой формы выражения и передачи всего того, что нельзя высказать в простых словах, но с чем нам приходится жить.