»Наша программа называется together first«

Изменение климата, миграция, разоружение – многие проблемы решаются только с участием других стран. Кристоф Хойсген, ­постоянный представитель Германии в Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке, о значении мультилатерализма и путях ­долгосрочного преодоления кризисов.

Господин посол Хойсген, с января 2019 г. Германия снова является членом Совета Безопасности ООН. Ощущается ли давление, которому подвергается ООН с разных сторон?

И да, и нет. Настроение в Совбезе среди коллег на удивление хорошее. Мы можем спокойно ­обсуждать критические вопросы и пытаться находить решения. С другой стороны, международное напряжение чувствуется и в Совете Безопасности. Поэтому по конфликту в Украине или по кризису в Венесуэле нам трудно выработать какую-то позицию из-за различия во мнениях.

США сейчас особенно активно противодействуют идее мультилатерализма. Мы могли это недавно наблюдать на Мюнхенской конференции по безопасности. Как это проявляется в конкретной работе в ООН?

США действительно настроены критически. То же касается и ООН. Назову лишь несколько примеров – расторжение договора о РСМД, ­выхода из соглашения по климату, отказа подписывать договор Global Compact for Migration. Администрация Трампа относится к ООН ­иначе, чем правительство Обамы. Разница очень заметна.

Что это значит? Трамп поворачивается к ООН спиной?

Конечно, нет. С одной стороны, американцы ­нарушают резолюции ООН, выходят из атомного соглашения с Ираном или переносят посольство США из Тель-Авива в Иерусалим. С другой стороны, они опять-таки заинтересованы в многосторонних решениях, например, когда речь идет о санкциях против Северной Кореи. Мы пытаемся убедить наших американских коллег в том, что в долгосрочной перспективе они сами должны быть заинтересованы в соблюдении международных правил. Просто потому, что лучше порядок, основанный на правилах, чем никакого порядка. Опять же это способствует решению конфликтов.

Как ведут себя другие страны? Не переживаем ли мы что-то вроде возвращения национализма?

Я бы не стал так говорить. Но мы видим, что ­самые разные государства в ООН вновь начинают ставить свой суверенитет во главу угла, а мышление в категориях государственного интереса набирает силу. Особенно это заметно на примерах Китая и России. Несмотря на это, ООН как институт не ставится под вопрос. Даже наоборот. ООН остается важнейшим международным органом. Достаточно взять Цели устойчивого развития (SDGs) – дорожную карту для будущего нашей планеты. Возьмите изменение климата, миграционные движения по всему миру. Ни один из этих вопросов нельзя решить без ООН.

А каковы конкретные цели Германии на ближайшие два года в Совете Безопасности?

Мы хотим сфокусироваться на предотвращении кризисов, потому что профилактика всегда ­лучше, чем разгребание последствий. Еще один центральный вопрос – разоружение, ведь новая гонка вооружений никому не нужна. Мы фокусируемся на правах человека, потому что нарушение этих прав часто приводит к конфликтам. Важно также бороться с сексуальным насилием в отношении женщин в вооруженных конфликтах. Эту тему часто недооценивают. Если понять, что это насилие систематически используется как военное средство, например, в Южном ­Судане, в Конго или Мьянме, то тема неожиданно приобретает политическое измерение. Именно на это мы хотим обратить внимание.

Предотвращение, разоружение, права человека, сексуальные домогательства к женщинам – есть еще что-то в повестке дня?

Защита климата. Ведь изменение климата тоже может представлять собой известный риск. Возьмите регион Сахель. Там люди массово ­переселяются из засушливых областей в другие области, где начинаются конфликты вокруг ­ресурсов – воды и землю. А ведь это только ­начало глобального потепления.

А к Германии с ее повесткой относятся серьезно?

Нам же важно продвигать расширенное понятие о безопасности, потому что в долгосрочной ­перспективе мы можем преодолеть кризисы лишь при условии устранения причин! А это ­нарушения прав человека и бедность. Мы с­читаем, логика на нашей стороне.

А как именно Вы собираетесь реализовывать эти пункты?

Прежде всего, мы должны использовать наше председательство в Совбезе. Оно переходит от члена к члену ежемесячно в алфавитном порядке. Наша очередь подходит в марте. ­Точнее говоря, у нас будет двойное председательство вместе с Францией, поэтому фактически это март-апрель. Мы представим свой рабочий план и включим новые вопросы в ­повестку дня. Но и помимо председательства мы стараемся постоянно обращать внимание стран на наши ключевые темы.

А у Вас нет никаких разногласий с Францией по этим вопросам?

Мы и без того тесно сотрудничаем в рамках ООН. Готовя заявку на очередное непостоянное членство, мы предложили идею совместного председательства. Такого в ООН еще не было. Мы фактически заявили партнерство стран как институт в Совбезе ООН.

А что с классическим решением конфликтов. Где особенно заметно участие Германии?

Мы участвуем в решении всех конфликтов. Как в Украине, так и в Сирии, как в Йемене, так и в Северной Корее. В последнем случае мы даже возглавляем важный комитет по санкциям. ­Кроме того, Германия является вторым по величине донором гуманитарной помощи в мире.

Это связано с активным участием Германии в миссиях голубых касок ООН, на которые постоянно рассчитывает международное сообщество? Опять же США хотят, чтобы Гер­мания давала больше денег на оборону.

Этот взгляд кажется мне слишком узким. Мы не фиксируемся на пресловутых «двух процентах», когда предполагается, что 2% валового ­социального продукта должны идти на оборону. Наше сотрудничество в сфере развития – это ­тоже вклад в безопасность и стабильность. Так называемая квота помощи ODA (отдавать 0,7% ВВП на помощь в сфере развития) также является решением сообщества государств. Мы эту квоту выполняем, США – нет. Они остаются на уровне 0,18%. Конфликты нельзя решать только военными средствами. Германия извлекла уроки из ­своей особой военной истории, поэтому действует более сдержанно. Я считаю, это правильно.

Африки это тоже касается? Ведь здесь сейчас находится большинство миссий голубых касок?

Не думаю, что наше будущее зависит от того, сколько тысяч солдат бундесвера мы будем посылать в Южный Судан, Конго или Сомали. Наша цель в другом – Германия, да и ЕС, должны обучать местных военных. Мы хотим помочь Африканскому Союзу научиться решать конфликты на своем континенте самостоятельно.

У Африки до сих пор нет постоянного места в Совете Безопасности. Как обстоят дела с ­реформой, которая обсуждается вот уже 20 лет? ­Имеет ли смысл снова поднимать этот вопрос?

Конечно, имеет. Если мы заинтересованы в ООН, нужно укреплять ее легитимность. ­Нынешний состав Совбеза больше не отражает ­реальный расклад сил в мире. 54 африканских государства не имеют ни одного постоянного места. Да и другие игроки представлены там несоразмерно своему весу.

Германия последовательно проводит свою ­линию, даже несмотря на известные ­пробуксовки?

Да, мы придерживаемся своей линии, выступая вместе с Бразилией, Японией и Индией. Правда и то, что сейчас мы топчемся на месте. Есть страны, которые накладывают вето на решения. Это главным образом Китай, который сам идет еле-еле, да еще тормозит любые реформы. Но мы не отчаиваемся, потому что дело стоит того.

Что должно произойти, чтобы через два года Вы могли бы подвести положительные итоги работы в Совбезе?

Цели мы поставили, я их уже назвал. Достигнем мы чего-то или нет, зависит, естественно, не только от нас, но и от внешнеполитической ситуации. Поэтому для нас важно, если мы ­сможем сказать, что два года старались сделать все для реализации наших целей, выступали за усиление мультилатерализма.

Министр иностранных дел Маас называл свое выступление перед Генеральной Ассамблеей ООН осенью 2018 г. «Together First». Можно ли сказать, что это и Ваш лозунг на время членства в Совбезе?

Это больше, чем лозунг. Это наша программа. Она основана на прочном убеждении в том, что с вызовами современного мира мы можем справиться только все вместе. Идея мультилатерализма в эпоху глобализации важнее, чем когда-либо.

ИНТЕРВЬЮ: ФРИДЕРИКЕ БАУЭР

You would like to receive regular information about Germany? Subscribe here: