«Сегодняшнее без тогдашнего не понятно»

Мы, в Германии, переживаем сейчас настоящий бум, связанный с историей Первой мировой войны: тут и книги, и серии фильмов, и литературные чтения, и репортажи. Ожидали ли Вы, что будет такой масштабный критический разбор этой исторической темы, такой большой 
интерес к ней?

Исходя из рыночной перспективы: да, этого следо­вало ожидать. Это – идеальная тема для бестселлеров и передач, желающих увеличить квоты: она общеизвестна, впечатляюща, исторически значима и довольно жестока. Хорошо подходит как для серьезного, умного критического разбора, так и для невнятного бормотания. А теперь серьезно. Мой семинар, посвященный Первой мировой 
войне, посещают 80 студентов, которые проявляют очень большой интерес. Они понимают, что от того времени в настоящее тянется историческая ниточка и что «сегодняшнее» без «тогдашнего» не понятно. И поскольку они чувствуют, что слишком мало знают об этом, они хотят заниматься 
критическим разбором этой темы. Я считаю это очень зрелой позицией.

Какая посылка может исходить от такого памятного года с его тремя крупными годовщинами: 1914, 1939 и 1989 гг. Что могло бы от него остаться надолго?

На сегодняшний день над всем доминирует тема Первой мировой войны – с ней ведь связана и самая круглая дата. Поэтому я предполагаю, что эта доминантность сохранится, и только в связи с другими яркими годовщинами – началом Второй мировой войны в сентябре 1939 г. и падением Берлинской стены в ноябре 1989 г. – оба других юбилея на короткое время окажутся в центре внимания. Критический разбор Первой мировой войны усилит в Германии скепсис относительно использования военных инструментов и одновременно – предпочтение в пользу многосторонней внешней политики и политики безопасности на основе сотрудничества, т.е. в пользу основных черт внешнеполитического поведения Федеративной Республики. Возможно, что и европейская идея получит столь настоятельно необходимый ей импульс поддержки; ведь Европейский Союз является самым крепким бастионом против «нового Сараево» 
в Европе.

В связи с Первой мировой войной приводятся аргументы, что провал дипломатии и слабость политиков стали 
причиной того, что конфликт не удалось предотвратить. Есть ли у сегодняшней дипломатии более эффективные средства, чем 100 лет тому назад?

Тогда еще были остатки коалиции европейских держав начала XIX века, длительного и весьма эффективного многостороннего взаимодействия держав, инструменты которого применялись еще в 1913 г. во время Второй балканской войны. Лиги наций в 1914 г. еще не было, она была создана лишь как ответ на опыт, полученный в результате войны. ООН с ее Советом Безопасности является сегодня куда более сильной организацией, нежели Лига наций, но тут требуется дополнение 
посредством создания новой коалиции, состав которой – в отличие от Совета Безопасности – будет отражать нынешнее 
соотношение сил в мире. В конечном счете, само наличие хороших организаций еще не гарантирует мир. Они предоставляют лишь шансы, которыми, однако, необходимо пользоваться. Решающее значение имеет практика крупных держав. И здесь сегодня еще много нерешенных проблем, как показывает кризис вокруг Украины и территориальные споры в Восточной Азии и в Южно-Китайском море.

Имеют ли распри и конфликты интересов в XXI веке принципиально иную природу, нежели в XX веке?

По своей природе они пугающе сходны: территории, статус, борьба за «место под солнцем» и потребность в сырьевых 
ресурсах; еще и идеологические противоречия, имеющие второстепенное значение, например, демократия против авто­кратии. Все остальное идет уже следом. Много восхвалявшаяся глобализация принесла в этом плане лишь незначительные изменения, как и подъем неправительственных организаций. В деятельности крупных держав все это – лишь оболочка, а 
не суть.

Первая и, прежде всего, Вторая мировая война повлияли на основы внешней политики Федеративной Республики Германия. Можно ли в этом плане говорить о «lessons learned» (усвоенных уроках)?

Обоснованный скептицизм немецкого населения по поводу моральной стороны и соотношения затрат и выгод военных миссий обусловлен обеими мировыми войнами и находит свое подтверждение в основном благодаря опыту обеспеченных мандатом военных интервенций после 1990 г. – хотя и 
не в каждом отдельном случае. Готовность к многосторонней интеграции, обоснованность влияния на базе экономической мощи, попытки наладить добрососедские отношения, активная деятельность в защиту прав человека, предпочтение дипломатии вместо санкций и угроз, твердая установка на контроль над вооружениями и разоружение, хотя у некоторых 
союзников они вышли из моды, все это и олицетворяет собой «lessons learned».

От воссоединившейся почти четверть века назад Германии сегодня ожидают, что она будет брать на себя больше ответственности во внешнеполитическом плане. В какой форме это может происходить?

Старая Федеративная Республика уже брала на себя ответственность – в рамках ЕС, НАТО, посредством политики разрядки, – и так было и после 1990 г., причем как в невоенном, так и в военном планах. Нельзя делать вид, словно нет 16 продолжающихся и 14 завершившихся миссий с участием Германии за рубежом. Кроме того, дебаты об ответственности, на мой взгляд, односторонне сфокусированы на военных вопросах. Где Германии следовало бы продемонстрировать больше ответственности, так это в достижении Целей тысячелетия ООН, в области климатической политики или в установке большей экономической и социальной справедливости в рамках ЕС и в мире. В любом случае в военной области я не вижу никакого долга, подлежащего к оплате, со стороны Германии.

Если Европейский Союз представляет собой один из ответов на потрясения XX века, то были ли шансы, появившиеся в Европе после событий 1989 г., использованы в достаточной мере? Какие-то из них, может быть, были упущены?

Недостатки имеются скорее на общеевропейском уровне. В результате политики расширения НАТО мы проложили путь для нового раскола Европы. Пожалуй, это было неизбежно, из-за настоятельного желания восточноевропейских партнеров, но одновременно это и трагично. ЕС по праву открылся в сторону Востока, но слишком ускорил процесс расширения вместо того, чтобы в большей мере использовать перспективу вступления в качестве стимула для внутренних реформ в стремившихся в него странах.

«Однажды была европейская мечта о том, как сделать врагов добрыми соседями», – с таких слов начал недавно свое эссе социолог Ульрих Бек. Если бы Вы получили 
возможность помечтать вслух, как бы развивалась Ваша европейская мечта в дальнейшем?

Я отучил себя мечтать о Европейском Союзе в духе обусловленности цели. До сих пор он – при том, что были то откаты назад, то скачки вперед – все время развивался по восходящей. В принципе так может продолжаться и дальше. Сильные национальные и более слабые европейские идентичности вполне могут сосуществовать друг с другом, в то время как сильные институты будут заботиться о сохранности созданного и о его развитии. Может быть, крылатая фраза социал-демократа Эдуарда Бернштейна о социальном прогрессе действует и в отношении ЕС: путь – это все, конечная цель – ничто!

Интервью взяла Жанет Шайян

ПРОФ., Д-Р ХАРАЛЬД МЮЛЛЕР

является руководителем Гессенского фонда по изучению проблем мира и конфликтов (HSFK) и профессором международных отношений во Франкфурте-на-Майне. К главным сферам его научных интересов относятся политика безопасности государств и их политика в отношении миропорядка. Мюллер был советником по 
вопросам разоружения бывшего Генерального секретаря ООН Кофи Аннана. С 1999 г. он 
является сопредседателем рабочего кружка «Изучение проблем мира и конфликтов» 
при штабе планирования германского МИДа, 
с 2011 г. – вице-президентом EU Non-Pro­liferation Consortium.