Жизнь в двух мирах

Господин Штайнляйн, 1989/1990 годы означали для Вас, как и для многих граждан бывшей ГДР, радикальный поворот в биографии. С каким чувством Вы вспоминаете об этом времени?

По-прежнему с чувством большого счастья. Когда я пересматриваю фотографии времен падения стены, у меня до сих пор выступают на глазах слезы. А с годами к этому чувству счастье прибавилось еще и чувство благодарности. Ведь это настоящее чудо, что темный двадцатый век закончился для Германии так счастливо.

Оценена ли по достоинству роль тех правозащитников из ГДР, которые во многом готовили поворот? Какое место отведено этим женщинам и мужчинам в мемориальной культуре воссоединения?

Существует целый ряд мероприятий, в ходе которых специально предоставляется слово свидетелям тех событий, публикуется масса статей и книг. Поэтому можно сказать, что в мемориальной культуре они активно присутствуют. Однако мы не должны упускать из виду, что поворот не был результатом деятельности отдельных лиц. Поворот явился своего рода учредительным актом германской демократии, результатом усилий десятков тысяч людей, которые выходили на улицы и в конце концов в буквальном смысле проделали брешь в стене. После 1945 г. демократия являлась скорее роскошным подарком западных держав. Потребовались критические выступления людей из поколения 68 года, чтобы она стала общей ценностью и укоренилась в сознании. И во второй раз люди снова боролись за демократию, демонстрируя свои сильные стороны – мужество, гражданское неповиновение, гражданское самосознания. Для меня это главное в наследии 1989 года, и оно останется навсегда!

Вы быстро поняли, что будете делать карьеру в дипломатической службе воссоединенной Германии? Ведь изначально у Вас было желание стать профессором церковной истории.

Больше всего я страдал в ГДР от духовного вакуума. Ведь историк Церкви не может чувствовать себя изолированным от мира! Мой великий учитель и научный руководитель Вольфганг Улльманн был одним из ведущих правозащитников ГДР. Весной 1990 г. он спросил меня, не хочу ли я руководить его депутатским бюро. В то же время я получил предложение стать послом переходного правительства в Париже. И я выбрал внешнюю политику, поскольку уже тогда рассматривал воссоединение как общеевропейское, а не чисто немецкое дело. Еще в середине 1980-х гг. я начал выстраивать контакты с польской оппозицией. Сам же поворот я пережил в качестве докторанта в Страсбурге. Связи с нашими европейскими соседями были для меня к тому времени чем-то естественным. Поэтому выбор в пользу Министерства иностранных дел стал вполне логичным.

Вы замечаете в своем профессиональном окружении какие-то различия между людьми из Восточной и Западной Германии?

Нет. Но я всегда бываю очень рад, когда встречаю на Западе людей, которые жили в Саксонии, Бранденбурге или Мекленбурге. Многие добились больших успехов, в том числе благодаря своему опыту и свои знаниям, вынесенным из жизни в бывшей ГДР.

Можно ли сказать, что в 2015 г. Германия – уже другая страна, чем Федеративная Республика до воссоединения?

В 1990 г. окончательно завершился послевоенный период в истории Германии. Конечно, внешнеполитические ориентиры Федеративной Республики после этой даты не сильно изменились: трансатлантическое партнерство, приоритет европейской политики, поддержка Израиля, политика разрядки, многосторонняя дипломатия по-прежнему остаются основополагающими принципами. Однако имидж Германии сегодня иной, и ее роль тоже иная, чем несколько десятилетий назад. Некоторые говорят, что Германия «выросла». Эта метафора кажется мне чересчур «биологической». Государства не стареют, как люди, но даже если бы это было так, Германия все равно оказалась бы весьма «старой» нацией. Нет, в 1989 г. Германия не выросла, но очевидно, что с этого времени она занимает более четкую и артикулированную позицию. Мы больше не можем прятаться за спины других, когда речь идет о гарантиях мира и безопасности во всем мире. Мы стали брать на себя ответственность – ответственность за то, что мы делаем и даже за то, что не делаем.

Как немцы сегодня относятся к различиям в своих биографиях, к различиям в истории Востока и Запада?

Надеюсь, исключительно с любопытством и открытостью. Многообразие опыта составляет богатство любой страны. Это имело место и раньше, еще в эпоху расцвета национального государства, но особенно важно это теперь, в эпоху глобализации. Естественно, у выходцев с Востока и Запада различные биографии, но ведь отличия индивидуальных биографий людей, приезжающих к нам в Германию из других стран, еще разительней. Я говорю об этом почти что в прошедшем времени, поскольку воссоединение – это история успеха, и точка! Главным вызовом дня сегодняшнего является продолжение этой истории сближения, перенесение этого опыта на людей, которые приезжают к нам из других стран. От того, как мы ответим на этот вызов, зависит будущее нашего общества и нашей демократии!

Как с Вашей точки зрения как дипломата воспринимается воссоединенная Германия за рубежом? Играет ли какую-то роль в диалоге с партнерами опыт разделенной Германии?

Я хотел бы закольцевать наш разговор. Кто мог подумать 70 лет назад, что Германия получит второй шанс? И вот, мы получили этот второй шанс. Сегодня мы одна из самых уважаемых и успешных стран мира. И я надеюсь, что мы сможем сохранить и приумножить плоды этого счастливого поворота в нашей истории. Кстати, вместо опыта разделенной Германии я предпочел бы говорить сегодня об опыте удачного преодоления разделения. В мире, до сих пор раздираемом противоречиями, это способно вселять в людей надежду на лучшее. ▪