«Реагировать чувствительнее на конфликты»
Вот так Первая мировая война действует до сих пор: Политолог Герфрид Мюнклер называет уроки, извлечённые из ошибок прошлого.
Профессор Герфрид Мюнклер преподаёт в Берлинском университете имени Гумбольдта и является одним из самых уважаемых политологов и идейных историков Германии. В 2013 году вышел его обзор о Первой мировой войне «Великая война: Мир с 1914 по 1918 годы».
Профессор Мюнклер, каким образом Первая мировая война действует до сих пор?
В коллективной памяти немцев Первая мировая война в сильной мере ассоциируется с конфронтацией с Францией. Это связано с позиционной войной на западном фронте, с проведенными там боями, в которых было задействовано много техники и человеческих ресурсов, но и с Версальским мирным договором, который в Германии воспринимался как унижение. Это – отдельная нить истории, которая ведёт через ревизионные войны Гитлера во Второй мировой войне к германо-французскому примирению между Де Голлем и Аденауэром в Реймсе и между Миттераном и Колем в Вердене.
Это с исторической точки зрения пройденная глава, в которой война является только далёким воспоминанием, служащим легитимирующим повествованием для Европейского союза – по крайней мере для его оси между Парижем и Берлином. Ужасы прошлого культивируются для укрепления теперь уже созданного порядка.
Существуют ли актуальные конфликты, которые можно приписать исходной ситуации после окончания войны?
В Юго-Восточной Европе, частях Восточной Европы и на Ближнем Востоке есть конфликты, которые в широком смысле связаны с окончанием Первой мировой войны. В лице Дунайской монархии, Российской империи и Османской империи до 1917/1918 года существовали три многонациональные, многорелигиозные и многоязыковые империи, которые следили за тем, чтобы национальные, религиозные и языковые различия не превращались в политические разделительные линии и не обострялись до разделения на врагов и друзей.
Между 1919 годом и 1938 годом, началом политики ревизии Гитлера, там велись некоторые войны: Польша против Российской Советской Республики за Галицию, Венгрия против Румынии за Трансильванию, Греция против Турции за область Смирны. Эти войны сопровождались изгнаниями и переселениями. Югославия и основанный в 1922 году Советский Союз продолжили традицию деполитизации этнических и религиозных антагонизмов. Когда они развалились, в 1990-е годы это сопровождалось Балканскими войнами и войнами на Кавказе.
Эти войны удалось закончить. Но линии конфликтов до сих пор латентно присутствуют. Они как фитиль для пороховой бочки, который легко может воспламениться. Палестино-израильский конфликт также берёт своё начало в Первой мировой войне.
В 1914 году в политических центрах власти конфликт на окраине Европы не воспринимался всерьёз, а его политическая подрывная сила недооценивалась.
Какие выводы можно сделать из опыта Первой мировой войны для разрешения кризисов внутри и за пределами Европы?
Многое, что мы считаем маловажным для политики, в других географических регионах всё ещё чрезвычайно актуально. Мы это видели на примере югославских войн после распада государства. Но мы этому быстро «отучились», потому что это слишком раздражало наше мировоззрение. Игнорирование, однако, не меняет расклада вещей.
В некотором смысле это также стало проблемой летом 1914 года: в политических центрах власти конфликт на окраине Европы не воспринимался всерьёз, а его политическая подрывная сила недооценивалась. Никогда не стоит преуменьшать значение периферии для центра. Это – первый урок для обращения с сегодняшними кризисами.
Этнические и религиозные конфликты, так гласит второй урок, продолжают тлеть. Они развиваются скрыто, пока не вырываются наружу из-за систематических провокаций. Нужны более чувствительные средства раннего распознавания, чем те, которые используются при чисто политических конфликтах. И не стоит забывать о том, что подобные войны продолжают тлеть дальше, даже после их официального окончания. Зачастую они обладают ещё и социальной составляющей. Насилие становится в таком случае политическим средством для перераспределения ресурсов и трудовых возможностей. Тот, кто желает иметь стабильный мир, нуждается в откупе насилия: либо за счёт перераспределения внутри страны, либо с помощью дотаций извне.
Как только речь идёт о затаенных обидах, культура памяти становится на сторону войны, так как она напоминает о том, что ещё сведены не все счёты.
Какое значение имеет общеевропейская культура памяти?
Культура памяти о разрушении войн имеет тогда смысл, если в итоге проиграли все: Сыновья и отцы, материальные ценности, жизненные возможности. Это так в случае войны между Германией и Францией, в которой речь шла об интересах, власти и влиянии. Тут баланс затрат и пользы выступает против войны, и таким образом любая культура памяти обращается против войны.
Но дело обстоит совсем иначе, как только там замешана скрытая враждебность, жажда мести, потребность в реванше, безусловные ценности и правда, например, какой-то определённой религии. Тут культура памяти становится на сторону войны, так как она напоминает о том, что ещё сведены не все счёты.
Войны на подобие тем, которые велись между немцами и французами, вероятно, ушли в прошлое. Но это не касается «новых войн», на которых игроки насилия достаточно часто наживаются. Такие войны происходят на периферии зон благополучия. Они, однако, могут перейти и на центры; поэтому мы от них не застрахованы.
Культура памяти важна и полезна, если она приводит к тому, чтобы мы не теряли из вида такие риски.
Интервью: Таня Цех
